О науке и науках - 1
Jun. 27th, 2018 01:09 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
chispa1707Напомню, что считаю цель достигнутой: за 8-10 минувших лет традиционные история и хронология разрушены практически целиком, а предложенный алгоритм восстановления подлинной картины прошлого, так называемый 6-летний шаблон, работает с приемлемой для получения внятных результатов точностью.
Теперь перед историческим ревизионизмом стоит задача полноценной реабилитации своей родной матери – науки История, а вместе с ней и всех родственных гуманитарных наук. Я говорю о реабилитации в обоих смыслах: и медицинском, и юридическом.
Происходящие перемены естественны: новые побеги с листвой вырастают, не отрицая материнских стволовых ветвей. В рамках заявленного отношения к ситуации я обопрусь на то, что традиционно понятно всем.
Уже К. Маркс рассматривал науку как производительную силу, и понятно, что люди, развивающие науку, делают это в рамках каких-то производственных отношений. Эти отношения всегда содержат контракт, то есть, согласие работника и на конкретные условия работы, и на всю систему отношений, в рамках которых этот контракт законен.
Изменение конкретных условий работы достигается относительно легко, а вот систему отношений можно изменить лишь по достижению нового уровня производительных сил, - если, конечно, Маркс прав.
Последнее изменение системы отношений датируется 1848-1849 годами, и именно в результате этой революции появилось авторское право – основа основ производственных отношений в современной науке. Неважно, кому принадлежит копирайт – лицу, фирме или огромной корпорации, именно копирайт возмещает исследователям затраты и дарует какие-то бонусы.
Государственные институты устроены сложнее, гуманитарные – еще сложнее, но в основе всегда одно и то же: право творца продать рукопись, и право заказчика эту рукопись купить или отвергнуть. Есть и какой-то рынок: рукопись о праве народа «X» на территориальное самоопределение могут не принять на родине, и вполне могут принять по соседству.
Логично устроено? Вполне.
Стоит ли вопрос о математически точном знании? Только если есть заказ. Производственные отношения, в рамках которых работает такая производительная сила, как наука, предполагают прикладную ценность, а таковая ценность реализуема только в рамках принятых правил.
Означает ли это, что наука лжет? Нет, она даже не лукавит; наука честно выполняет заказ общества в лице его легитимных представителей и в рамках принятых правил. Более того, если новое знание угрожает разрушением текущих производственных отношений, оно вступит в конфликт со всеми участвующими в этих производственных отношениях сторонами. Из всего набора возможных научных точек зрения на предмет исследования общество выберет ту точку зрения, с которой соотношение цена/качество покажется оптимальным, а побочные риски – минимальными.
Если бы человеческое общество поступало иначе, оно бы просто не выжило.
Простой пример: юный охотник сходил в условную Долину Проклятых и обнаружил там бесчисленные стада потенциальной добычи. Если племя решится на переход, оно решит все свои проблемы. Но племя боится. Можно перетащить его туда под принуждением, но если страх не уйдет, кусок мяса будет застревать в горле, начнутся распри, затем смена власти и междуусобица, а возможно, и возвращение назад – после уже невосполнимых человеческих потерь.
Поэтому и оказалось востребованным представление об «окнах Овертона»; эти окна не плохи и не хороши, - они необходимы.
Теперь перед историческим ревизионизмом стоит задача полноценной реабилитации своей родной матери – науки История, а вместе с ней и всех родственных гуманитарных наук. Я говорю о реабилитации в обоих смыслах: и медицинском, и юридическом.
Происходящие перемены естественны: новые побеги с листвой вырастают, не отрицая материнских стволовых ветвей. В рамках заявленного отношения к ситуации я обопрусь на то, что традиционно понятно всем.
Уже К. Маркс рассматривал науку как производительную силу, и понятно, что люди, развивающие науку, делают это в рамках каких-то производственных отношений. Эти отношения всегда содержат контракт, то есть, согласие работника и на конкретные условия работы, и на всю систему отношений, в рамках которых этот контракт законен.
Изменение конкретных условий работы достигается относительно легко, а вот систему отношений можно изменить лишь по достижению нового уровня производительных сил, - если, конечно, Маркс прав.
Последнее изменение системы отношений датируется 1848-1849 годами, и именно в результате этой революции появилось авторское право – основа основ производственных отношений в современной науке. Неважно, кому принадлежит копирайт – лицу, фирме или огромной корпорации, именно копирайт возмещает исследователям затраты и дарует какие-то бонусы.
Государственные институты устроены сложнее, гуманитарные – еще сложнее, но в основе всегда одно и то же: право творца продать рукопись, и право заказчика эту рукопись купить или отвергнуть. Есть и какой-то рынок: рукопись о праве народа «X» на территориальное самоопределение могут не принять на родине, и вполне могут принять по соседству.
Логично устроено? Вполне.
Стоит ли вопрос о математически точном знании? Только если есть заказ. Производственные отношения, в рамках которых работает такая производительная сила, как наука, предполагают прикладную ценность, а таковая ценность реализуема только в рамках принятых правил.
Означает ли это, что наука лжет? Нет, она даже не лукавит; наука честно выполняет заказ общества в лице его легитимных представителей и в рамках принятых правил. Более того, если новое знание угрожает разрушением текущих производственных отношений, оно вступит в конфликт со всеми участвующими в этих производственных отношениях сторонами. Из всего набора возможных научных точек зрения на предмет исследования общество выберет ту точку зрения, с которой соотношение цена/качество покажется оптимальным, а побочные риски – минимальными.
Если бы человеческое общество поступало иначе, оно бы просто не выжило.
Простой пример: юный охотник сходил в условную Долину Проклятых и обнаружил там бесчисленные стада потенциальной добычи. Если племя решится на переход, оно решит все свои проблемы. Но племя боится. Можно перетащить его туда под принуждением, но если страх не уйдет, кусок мяса будет застревать в горле, начнутся распри, затем смена власти и междуусобица, а возможно, и возвращение назад – после уже невосполнимых человеческих потерь.
Поэтому и оказалось востребованным представление об «окнах Овертона»; эти окна не плохи и не хороши, - они необходимы.
